Я вышел из дома, где читал псалтырь над телом убитого товарища, и уже собирался сесть в машину, как меня окликнул родственник погибшего.
Мы поговорили, о том, что нам не верится в происходящее. Совсем недавно, тот – кого оплакивают, был жив и полон сил и планов, но внезапно был убит, подлым ударом в спину, в область сердца. Мысль шепчет: «Обернись, увидь, приближающуюся смерть, уклонись от ножа…» Но всё уже поздно, убийство свершилось, и отмотать назад, прошедшее время нельзя. Мать потеряла сына, жена – мужа и его малютка-сын остался сиротой. Больше отца он никогда не увидит, и будет расти без него. Малыша прячут у соседей, не желая его травмировать смертью отца. Да и не поймёт, почему папа лежит днём, подойдёт и будет будить: «Папа вставай!» Больно и горько от этой трагической смерти, но родным ещё больнее и горше. И жена, взяв мужа за остывшие пальцы, склоняет к его телу своё заплаканное лицо, как будто хочет согреть его горячими слезами.
К нам подходит сосед, седой мужчина, с распахнутым воротом, за которым виднеется тельняшка, и вступает в разговор:
– А мне тут парни сказали, что Бог сейчас будет молодых забирать.
Я не мог, пропустить эту реплику без ответа:
– Эти люди в Церковь не ходят, как они могут – решать за Бога? Я Церкви тридцать лет служу и то, не дерзаю такие заявления делать.
– Да, я вас помню, как вы ходили, по разным организациям, чтоб помогли нашу церковь восстановить… Я тоже как-то пришёл, хотел помочь, там у вас какие-то мужики работали, и они мне говорят: «Вот приходи сюда и живи здесь, тогда и будешь иметь право помогать». В общем, не дали мне помочь, а мне так хотелось это сделать…
– Не переживайте, Господь и намерения целует, то есть, ваше желание, вам вменяется, как сделанное дело.
– А тут у нас мужик жил, фронтовик, правую руку на войне потерял, так одной левой вот этот дом построил, и из ружья по бутылкам метко стрелял. Этот переулок в честь него и назвали Хряповым.
Много интересного можно услышать от живых свидетелей истории, но мне уже пора ехать. Пенсионер вдруг достаёт из кармана три карамельки и протягивает мне:
– Возьмите, во имя Святой Троицы!
Знал бы он, сколько нам на канун этой карамели приносят! И сколько я её раздаю потом. Но сказать про это ему не могу, не хочу обижать отказом и беру с ладони предложенное угощение. Сажусь в машину, он обещает посмотреть, чтоб никого не было сзади и старательно выполняет поручение. Я машу ему на прощание рукой и уезжаю.
Живые могут и понять, и утешить друг друга, а усопшие этого права лишены. Таковы особенности этого мира. Но верю в жизнь будущего века, где печали не будет и с надеждой на встречу молюсь за убитого. Мне очень жаль, что так рано прервалась его земная жизнь и уже завтра его отнесут на кладбище, где погребут под толстым слоем глины, и установят на могиле крест с табличкой.
Убийца сидит под замком в полицейском подвале, где тепло и сухо, и согласно закону – получает положенную пищу по расписанию. Каково же его состояние души? Раскаивается ли он, в содеянном? Плачет ли, о своём поступке? Если захочет принести покаяние, то я обязательно приду к нему с крестом и Евангелием. Никому не в праве священник отказать в исповеди, но только мало людей, кто этого действительно хочет.
Иеромонах Димитрий (Ткаченко)
Просмотры(11)
